Игорь Копытин: противостояние

, военный историк
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Каждый год в конце июля в Синимяэ проходят мероприятия, на которых вспоминают всех погибших в ожесточенных боях, проходивших в этих местах в период с 25 июля по 12 авгус­та 1944 года.
Каждый год в конце июля в Синимяэ проходят мероприятия, на которых вспоминают всех погибших в ожесточенных боях, проходивших в этих местах в период с 25 июля по 12 авгус­та 1944 года. Фото: Арно Саар/Õhtuleht/SCANPIX

Вторая мировая война разделила не только страны, но и людей одной страны и даже семьи. И вместо противостояния «своих» и «чужих» пора бы, покончив с мифами, возложить цветы к могилам всех погибших, пишет военный историк Игорь Копытин.

Традиционный ветеранский слет у мемориала в Синимяэ ежегодно проходит в конце июля, в этом году он состоится 30 июля. Ветераны собираются, чтобы вспомнить события Второй мировой войны, а именно ожесточенные бои в этих местах в период с 25 июля по 12 августа 1944 года.

Эти бои на т.н. линии Танненберга в западной историографии принято называть битвой народов с большевизмом, поскольку в составе 3-го германского танкового корпуса СС, которым командовал генерал Феликс Штайнер, помимо немцев воевало множество представителей других европейских народов, в том числе эстонцев, датчан, голландцев, норвежцев, фламандцев, шведов.

Также Синимяэские холмы иног­да называют эстонским Верденом, так как именно здесь были на время остановлены советские войска, наступавшие на Эстонию.

Вокруг этих событий в последнее время разгорается нешуточная дискуссия. Политики всех мастей используют их в качестве аргументации и «за», и «против».

Так, ряд организаций осуждает мероприятия на Синимяэ. Ведь и правда, под маркой слета ветеранов, по своей сути нейтрального мероприятия памяти погибших солдат, собираются неонацисты и левые экстремисты, организующие, в свою очередь, всякого рода контракции. Как же надо смотреть на эти события теперь, спустя 67 лет?

Начало советско-германского конфликта 22 июня 1941 года в общем благоприятствовало возрастанию вооруженной борьбы против советской власти в самой стране Советов. Прежде всего в эту борьбу вступали жители Прибалтики, Западной Украины и Белоруссии, незадолго до войны присоединенных к СССР. Однако немецкие войска встречали с цветами и жители центральной России — Смоленщины, Брянщины и Орловщины.

Многие вступали в добровольные помощники вермахта, СС и полиции. В годы войны под знаменами врага по разным оценкам вое­вало около одного миллиона (!) советских граждан. Причем большинство из них составляли именно русские.

Если у прибалтийских и других народов мотивом к борьбе с советским режимом было восстановление независимости или борьба за биологическое выживание, как например у казаков и у крымских татар, то какими же принципами руководствовались русские люди, идя на службу к нацистам, которые не считали необходимым даже восстановления национальной России?

Когда на сторону безжалостного врага переходит миллион сограждан, не является ли это движением сопротивления против сталинской тирании, по своей жестокости ничем не уступавшей гитлеровской?

В июне 1941 года начальник Главного политуправления и замес­титель наркома обороны Лев Мехлис обязывает своих подчиненных довести до сведения народа, что «он [народ] в едином порыве поднялся на борьбу».

Но зачем народу объяснять, что началась Отечественная война? Разве народ сам этого не понимал? Или как писал известный историк Юрий Цурганов по этому поводу, что один только факт германского вторжения был еще явно недостаточным основанием для сопротивления?

И был необходим разговор о характере этого вторжения, то есть о том, что перемен к лучшему он не несет? А все потому, что советскому человеку жилось не просто несладко, а нестерпимо.

У Цурганова же можно прочитать, что в лагерях военнопленных составлялись петиции на имя первых лиц Рейха и в них выражалось стремление включиться в борьбу против сталинского режима. «Такие послания скреплялись тысячами подписей, в том числе и генеральскими.

Составлялись проекты создания русского национального правительства и его вооруженных сил», — пишет историк. А таких военнопленных только за 1941 год было два миллиона!

Внутренние противоречия советского общества были велики. Сталинский террор, страшные репрессии 1930-х, чистки в армии и партии, бесчеловечная коллективизация, разорившая русское крестьянство, индустриализация, превратившая рабочих в солдат трудовых армий. Все это служило почвой для недовольства обширных слоев населения.

Однако столь массовое сотрудничество с врагом советского, и именно русского, населения в годы Второй мировой войны является парадоксальным.

В годы войны немецкая армия активно использовала местное население и советских военнопленных.

По мнению историка Сергея Дробязко, к концу 1942 года т.н. добровольные помощники (или Hiwi — от немецкого Hilfswillige), а среди немецких солдат попросту «наши Иваны», составляли значительную часть действовавших на Восточном фронте немецких дивизий.

В 1942 году в службе снабжения каждой пехотной дивизии было предусмотрено 700 «хиви», по штату 1943 года — уже 2005 «хиви» на 10 708 солдат личного состава. Кроме того, каждый пехотный полк формировал из военнопленных-добровольцев саперную роту численностью в 100 человек. Добровольные помощники полагались и в СС. Так на 1943 год в 11-й дивизии СС «Нордланд» было 880 «наших Иванов».

Обычно «хиви» служили в немецкой армии водителями, поварами, сапожниками, возничими и саперами. Со временем из «хиви» формировались охранные команды и антипартизанские отряды. Ну а те, кто входил в состав немецких боевых частей, получали на руки оружие и воевали наравне с немецкими солдатами.

Война раскидала русских солдат вермахта практически по всем фронтам от Норвегии до Северной Африки. В феврале 1945 года численность «хиви» составляла 600 000 человек в сухопутных войсках, 60 000 в Люфтваффе и 15 000 в Кригсмарине.

К 1943 году в немецкой армии действовало 78 восточных (русских) батальонов, один полк и 122 отдельные роты общей численностью 80 000 человек. В это же время в формированиях вспомогательной полиции состояло около 70 000 русских. В военно-воздушных силах Люфтваффе в конце войны служило 22 500 русских добровольцев и около 1500 русских воспитанников СС в возрасте от 15 до 20 лет. На Балканах из русских был сформирован Русский охранный корпус, насчитывавший к сентябрю 1944 года свыше 11 000 человек личного состава. В Словении же действовал русский полк СС «Варяг».

По оценкам немецкого историка Рольфа Михаэлиса, в войсках СС служило порядка 15 000 русских, из которых было сформировано две дивизии СС и одна особая бригада СД «Дружина».

Несколько тысяч русских сотрудничали с разведкой Абвер, в школах которой они проходили диверсионную подготовку. В 1942 году в группе армий «Север» действовала абверовская особая дивизия «Руссланд», состоявшая исключительно из русских и насчитывавшая более 1000 человек.

А в Русской освободительной армии (РОА) под командованием генерала Андрея Власова в конце апреля 1945 года насчитывалось 124 000­ солдат и офицеров. В эстонской дивизии СС на 15 сентября 1944 года числилось 15 382 человека, что в восемь раз меньше только одной армии Власова.

Народы Восточной Европы были зажаты между двумя тираниями — между Гитлером и Сталиным, как между молотом и наковальней. И в этом была их общая трагедия. Как и эстонские солдаты немецкой армии в сентябре 1944 года после образования правительства Отто Тифа выступили против немцев, так и 1-я дивизия РОА поддержала Пражское восстание в мае 1945-го. А сам Власов говорил открыто, что он и против Сталина, и против Гитлера, за что был заключен нацистами под домашний арест.

Примечательно, что историк Борис Николаевский использовал по отношению к власовскому движению термин «пораженчества», как это применяли в годы Первой мировой по отношению к силам социал-демократии, желавшим своей стране военного поражения и «перерастания войны империалистической в войну гражданскую».

Стоит заметить, что на позиции «пораженчества» стояли большевики во главе с Лениным. В 1941 году ситуация изменилась, и на этот раз враги советской власти пытались использовать случай советско-германского конфликта для перевода событий в плоскость продолжения гражданской войны.

Статистика вещь упрямая. Тем не менее, в нынешней России официальные лица и ангажированные историки вроде Александра Дюкова наперебой кричат о прибалтийских нацистах.

Дюков в своем интернет-блоге даже Солженицына называет «ревизионистом» истории, а его «Архипелаг Гулаг» не иначе, как «учебным пособием по фальсифицированной истории»! В общем, в современной России наблюдается тенденция клеймить позором «предателей» вместо глубокого изучения проблемы, дается лишь однобокая оценка с позиций скорее политико-пропагандистских, нежели научных.

Несколько лет подряд представители Министерства обороны Эстонии в торжественной обстановке возлагают на Синимяэ венки погибшим солдатам обеих сторон — сражавшимся как в немецкой, так и в советской армиях. Таким образом вспоминают всех погибших воинов, служили они тирану Гитлеру или тирану Сталину.

Официальные российские влас­ти не возлагают венков и не чтут военных потерь обеих сторон. Захоронения противника разравнивались бульдозерами, воевавшие в годы войны под русским триколором или Андреевским крестом русские люди клеймятся до сих пор как предатели, тогда как сталинизм оправдывается.

Противостояние же в русской среде продолжается и, как и прежде, людей делят на  «наших» и «предателей», «своих» и «чужих». А внимание с внутренней распри переводится на внешнего врага, будь то «фашисты» или «империалисты», осадившие «нашу страну-лагерь». В том числе и Эстония «со своей дивизией СС».

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх