Академик Ландау, лишенный физики

Коллеги Дау (так его звали все), академики и лауреаты Нобелевской премии, были буквально высечены автором и поставлены в угол за плохое поведение, многие из них предстали малодостойными и суетливыми существами, озабоченными исключительно своими мелочными интересами.

Вытерпеть такое было невозможно: в одном из интервью академик и Нобелевский лауреат Виталий Лазаревич Гинзбург, например, объявил, что весьма ироничное отношение к нему в книге обусловлено тем фактом, что он, Гинзбург, знал, с кем Кора Ландау изменяла своему гениальному мужу.

Недавно по сочинению Коры Ландау-Дробанцевой Татьяна Архипцева сняла фильм «Мой муж — гений» с Даниилом Спиваковским в главной роли.

Александр Гордон пригласил на «Закрытый показ» свидетелей — физиков, которые, несмотря на весьма почтенный возраст, энергично обличали вдову Дау и предлагали устроить публичное сожжение не только ее книги, но и фильма, а может, даже тех, кто его снимал. Провокатор Гордон улыбался и был страшно доволен, выставив знаменитых ученых склочниками и истериками.

Если человеку доводится встретиться в жизни с подлинным гением, то след от этой встречи, как шрам, остается навсегда и не стирается с годами. Имя Ландау встречается во многих воспоминаниях.

Недавно Эдвард Радзинский рассказал, как пришел к Ландау узнать о жизни физиков, тот произнес монолог на час о современной науке, не захотев при этом ни выслушать самого Радзинского, ни поинтересоваться, для чего и зачем собирает он сведения о науке, — Ландау не были интересны собеседники, ему хватало самого себя.

Лидия Чуковская в воспоминаниях подчеркивает, что категорически отказывалась называть Ландау Дау и запрещала ему вести при ней разговоры о женщинах, направляя беседу в целомудренное русло.

Не многое извлечешь из этих заметок. Немного извлечешь и из книги Коры Ландау-Дробанцевой, не сильно продвинешься в понимании природы гениальности, но все-таки будешь читать это сочинение неотрывно, стыдливо чувствуя себя при этом комедийным персонажем.

Итак, Кора и Ландау заключили «Брачный контракт о ненападении». Он предполагал полную свободу, поощрение друг друга в любовных приключениях, отсутствие ревности…

Кора застилала брачную постель свежим бельем, когда муж ожидал прихода любовницы, и, испытывая неодолимое жгучее любопытство, спряталась однажды в шкаф, чтобы подсмотреть…

Сама она вынуждена была симулировать любовные увлечения, ибо заводя романы, Ландау требовал, чтобы и Кора не терялась. А слово мужа — закон, и она сама о себе распускала сплетни, невинные встречи маскировала под любовные свидания.

«А физики тоже не зевали. Александр Компанеец, один из первой пятерки харьковских учеников Дау, был не только одаренным физиком, но и поэтом. Буквально на второй день где-то в узкой компании физиков он прочел стихи, сочиненные в мою честь:

Увы, прозрачной молвы

укоры

Попали в цель.

Вчера я видел, как был

у Коры Коля Л.

Неплотно были

закрыты шторы –

Зияла щель.

И в глубине манила взоры

Ее постель.

К чему сомненья,

к чему все споры

И канитель?

Я сам увидел,

 как был у Коры

Коля Л.!»

Словом, все хороши — от главной героини до так называемого поэта!

Ужас подобных сочинений не в сладостных и подробных сплетнях, а в том, что в них гений отор­ван, отрезан от того, что составляет суть его гениальности. Так Пушкина можно лишить стихов и оставить наедине с его донжуанским списком…

Не верю я и в подленькую теорию о том, что вне сферы своей гениальности выдающийся человек может быть убог и мелок. Это утешение для тех, кто не способен увидеть отсвет таланта на любом проявлении, в любом слове и жесте.

Кора Ландау-Дробанцева все время пишет, что была счастлива в браке, — но ведь не оттого, что муж ей изменял, а оттого, что она жила с гением. Жаль, что в книге не выстроена достойная иерархия ценностей — от гениальных мыслей к разнообразным особенностям быта…

Выстроить подобную иерархию — самое главное в таких произведениях. Только что состоялась премьера документального фильма о другом выдающемся физике — Андрее Михайловиче Будкере «Теория относительности счастья», снятого по сценарию его вдовы Аллы Мелик-Пашаевой. Другой ракурс, правильный угол зрения — и все стало на свои места: и физики-друзья уже не сплетники, а философы, и сам ученый — не только физик, но и остроумец.

А что касается счастья жизни с великим ученым, то Алла Мелик-Пашаева как-то сказала мне во время съемок своего фильма: «После смерти Андрея Михайловича я долго не могла общаться с людьми — слишком пресными все оказались без него!»

Может быть, действительно, все дело в остроте и пресности, в художественном чутье и непременном женском чувстве правоты. Но... оторваться от книги Коры Ландау все-таки невозможно.

Кора Ландау-Дробанцева

Как мы жили. Академик Ландау. Воспоминания

Москва, «Захаров», 2009